Just Jazz It.
Он идёт ко мне на встречу в растёгнутом пальто, в водолазке, которую выбирала ему я, с сигаретой в руках, лохматый, каким я помню, каким я его любила.
Целует, кружит, легко и больно.
Мы едем в машине, как молодожёны, и говорим, не смолкая.
Мы сидим напротив в кафе, он говорит о том, что не одобряет мой выбор: "Сооонь, ну он же какой-то не мужик, я тебя не для этого растил", смеётся, тянет руку через стол, я потягиваю через трубочку залихвацкий коктейль. На нас смотрит Коля, мне как будто опять 17, и мы не выросли из панковатых зверят в большой настоящий ад.
Он совсем взрослый, смурной, с тяжёлыми думами. Но внутри по-прежнему электричество от его светлых глаз, от его сильных рук, от его такого славно неправильного "р".
Странно, не люблю больше, ну так, как тогда, но эта нежность, вот как у Шопена в пятой прелюдии или в Апреле мечты, она нас пледом укутывает всякий раз.
И это благостное чувство спокойствия не растерять бы.
Завтра тебе стукнет 23, мой хороший Сеня. *И пусть чудеса происходят вовремя*.
Целует, кружит, легко и больно.
Мы едем в машине, как молодожёны, и говорим, не смолкая.
Мы сидим напротив в кафе, он говорит о том, что не одобряет мой выбор: "Сооонь, ну он же какой-то не мужик, я тебя не для этого растил", смеётся, тянет руку через стол, я потягиваю через трубочку залихвацкий коктейль. На нас смотрит Коля, мне как будто опять 17, и мы не выросли из панковатых зверят в большой настоящий ад.
Он совсем взрослый, смурной, с тяжёлыми думами. Но внутри по-прежнему электричество от его светлых глаз, от его сильных рук, от его такого славно неправильного "р".
Странно, не люблю больше, ну так, как тогда, но эта нежность, вот как у Шопена в пятой прелюдии или в Апреле мечты, она нас пледом укутывает всякий раз.
И это благостное чувство спокойствия не растерять бы.
Завтра тебе стукнет 23, мой хороший Сеня. *И пусть чудеса происходят вовремя*.